История русской литературы. Ч. 2

С 1921 по 1928 гг. Горький фактически в эмиграции, где он пытается создать орган свободной печати, издаваемый за границей и распространяемый в советской России. Так возник берлинский журнал «Беседа» (1923-1925 гг.), где Горький печатал свои новые произведения и к сотрудничеству с которым пытался привлечь художников эмиграции и отечественной литературы. Советская цензура, однако, не пропускала журнал на родину, несмотря на отчаянные протесты М.Горького. В этот период Горький завершает работу над третьей частью своей автобиографической трилогии - «Мои университеты». В октябре 1924 г. он закончил одно из лучших своих произведений - роман «Дело Артамоновых», где с эпической глубиной и размахом рассказал о судьбе трех поколений знакомой ему купеческой семьи, «где закон вырождения действовал особенно безжалостно».

В марте 1926 г. Горький начал работу над романом-эпопеей «Жизнь Клима Самгина» - 1 том вышел в 1927 г. Работу над этим произведением Горький продолжал, вернувшись в СССР в 1933 г. Роман остался незаконченным; его четвертая часть завершена в 1936 г. История Клима Самгина («индивидуалиста, человека средних интеллектуальных способностей») выступает на огромном историческом фоне конца XIX - начала XX вв.). Пафос писателя - в развенчании буржуазной интеллигенции, решившей, что ей не по дороге «с рабочим классом и вообще с революцией». Несмотря на то, что роман получил исключительно высокую оценку в литературной критике, его нельзя считать безусловной художественной удачей писателя. В произведении отчетливо сказывается негативное отношение к интеллигенции вообще, проступающее в изображении героя. Кроме этого, в романе недостаточно ярко выразилась авторская точка зрения, в результате чего граница между субъективными размышлениями Самгина и авторским повествованием порой оказывалась размытой. К вершинам творчества Горького позднего периода принадлежат пьесы «Егор Булычев и другие», «Достигаев и другие», «Васса Железнова» (2-я редакция, 1-я - 1910), в которых несколько декларативное изображение социальных конфликтов полностью компенсируется глубиной психологического анализа персонажей.

В последние годы жизни Горький находится в центре литературно-политической борьбы, занимается большой просветительской, редакторской, организаторской работой. Складывающаяся тоталитарная система активно использует энергию и авторитет Горького для своего укрепления. Не делает чести Горькому-художнику его публицистика 1930-х годов. И все же Горький своим присутствием сдерживал экстремизм властей, в частности, направленный против писателей. Современники (Р. Роллан) отмечали невысказанную Горьким неудовлетворенность своей обширной литературно-общественной деятельностью и творчеством, скованными общими усилиями несвободы.

«В своей суровой прозе он подчеркнуто обнажал горькую правду современной русской жизни. И все же каждая его строка дышала непобедимой верой в человека. Как ни странно, этот художник непригляднейших сторон жизни, ее звериной жестокости был в то же величайшим оптимистом русской литературы» (Набоков В. Лекции по русской литературе. М., 1996. С.375).

5.2. В.В. Маяковский

Как и в случае с Горьким, поэтической репутации В.В. Маяковского (1893-1930) очень повредила канонизация его творчества в 1930-е годы. Пастернак недаром был благодарен властям, что его не возвели в ранг «лучшего советского поэта», что его поэзию не насаждали «принудительно, как - картофель при Екатерине». В течение 50 с лишним лет на Маяковского наводили «хрестоматийный глянец» так усердно, что к началу перестройки прорваться к его настоящему, живому голосу стало просто невозможно. Результат: полное отторжение от поэзии Маяковского читателя, погромы, учиненные в современной критике его творчеству. Однако из истории русской поэзии Маяковский неустраним, несмотря ни на какие крайности возвышающей или уничтожающей его критики.

Ранняя поэзия Маяковского (1912-1917) - поэзия вызова, эпатажа. Она связана не только с принципами футуристической поэтики, но и с коренным отношением поэта к миру, в основе которого лежит тоска и трагедия невостребованной любви. Маяковский-индивидуалист бросает вызов всему мироустройству и в то же время остро переживает трагедию своего собственного одиночества. Он ощущает себя мессией, пришедшим спасти этот мир и людей, но мессией непризнанным. Драматические коллизии стихов молодого Маяковского отражали переживания поэта, ощущающего в урбанизированном мире собственную ненужность, неуместность: «Я одинок, как последний / У идущего к слепым человека!» Конфликт лирического героя раннего Маяковского с миром не был узкосоциальным. Это еретический протест против всего мироустройства, претензия человека занять место творца в центре мироздания. Отсюда принципиальный антиэстетизм поэзии Маяковского, демонстративное снижение привычных романтических и религиозных образцов поэтов-символистов («арканом в небе поймали бога», «перья линяющих ангелов», «время - храмов богомаз»).

Однако в области поэтики Маяковский 1912-1914 гг. оставался зависимым от символистов, прежде всего - от урбанистических стихов А. Белого, продолжая эксперименты которого Маяковский усиливает интонационную акцентированность стиха, его декламационность. Вслед за Белым Маяковский начинает использовать разбивку стиха в столбик - по интонационным отрезкам («лесенка Маяковского – разбивка стихов на интонационные отрезки с внутренней рифмовкой - появится позже, с 1923 г. Позже Маяковский доведет до логического конца тонизацию стиха, намеченную у символистов»).

Своеобразие поэтики Маяковского - в концентрированной эмоциональности и энергии стиха, которые появились и в живописной экспрессивности метафор, в слиянности автора с лирическим героем, в ораторском монологизме проповедника, усваивающего интонации библейских пророков. Все эти черты творческого метода Маяковского нашли свое ярчайшее выражение в его поэмах «Облако в штанах» (1915) и «Флейта - позвоночник» (1916). С 1917 г., когда против социальной, земной несправедливости восстали миллионы людей, Маяковский реально ощутил чувство единения с народом в сотворчестве «новой жизни». «Я счастлив, что я - этой силы частица. / Что общие даже и слезы из глаз, / Сильнее и чище нельзя причаститься / К великому чувству по имени класс». Маяковский словно стремился защитить свою раненую душу «железом» всеобъемлющего классового чувства. Но чувство одиночества не могло быть преодолено с помощью формулы: «Единица - нуль, / Единица - вздор. / Голос единицы - тоньше писка».

Единица, носящее имя Маяковский, не могла вместить себя в формулу безликости, согласиться с растворением человека в «классовом» чувстве. Он искренне давал заверение в полном самоотречении, но превратиться в социальный атом не смог. Маяковский верил в созидательные силы революции, основанные на великой любви к людям. Он поверил в большевизм, поверил, что так надо - смирять «себя, становясь на горло собственной песне». Трагедия Маяковского в верности идее, а не в соответствии с ней, как полагал Ю. Карабчиевский в своей книге «Воскресение Маяковского». Поэт согласился с тем, что общее должно довлеть над личным, что даже любви нет без идеалов коммунизма («Письмо Татьяне Яковлевой»). Пафос романтического насилия над историей и временем с октября 1917 г. становится определяющим в его творчестве (стихотворение «Левый марш» - «клячу истории загоним!»).

Для понимая феномена его лирической поэзии 1920-х гг. необходимо помнить, что оптимистическая тональность его произведений была в полном соответствии с эмоционально-психологическим мироощущением народа, устремившегося к построению общества социальной справедливости, свободы и счастья. Маяковский оказался в плену своих утопических идей - но эти идеи тогда разделяли многие, и от их имени говорил Маяковский в поэмах «Владимир Ильич Ленин» и «Хорошо!». Ленин в поэме - не реалистический характер, это герой, имеющий ореол вечного идеала.

Как бы мы ни относились к идеям марксизма-ленинизма, но поэтический текст обоих произведений заражает своим волнением, неподдельной искренностью и размахом поэтических образов. Трудно согласиться с точкой зрения (ее разделяли и Ахматова, и Пастернак), что Маяковский был настоящим поэтом только в дореволюционную эпоху. Со 2-ой половины 1920-х годов в творчестве Маяковского явно начинают преобладать сатирические произведения - свидетельство все большего кризиса утопического сознания Маяковского. Лирическая стихия все чаще входила в противоречие с умозрительными моделями «нового человека». Постоянная поэтическая пропаганда жизни как непрерывного героического деяния, утверждения лозунга «Хорошо!», идеи жертвенности во имя идеала все больше истощали поэта. Комедии «Клоп» (1928) и «Баня» (1929) представляли собой так и не понятную современникам поэта антиутопию, в которой мечта о прекрасном будущем отягощена опасениями за человека и его душу.

Маяковский вполне сознательно и свободно выбирал путь подчинения искусства политической идее, путь служения. Об этом он еще раз заявит в чеканных, литых строках поэмы «Во весь голос». Его выбор был свободным, но достигалась эта позиция ценой трагического конфликта поэта и «агитатора, горлана, главаря». О том, что поэт-лирик продолжал жить в «горлане-главаре» свидетельствует второе (незаконченное) вступление, где он спорит с собой, отрекаясь от «позорного благоразумия» безликости, где он сознает великую суть равенства человека и мира: «Ты посмотри, какая в мире тишь, / Ночь обложила небо звездной данью. / В такие вот часы встаешь и говоришь / Векам, истории и мирозданью». Маяковский говорит не об идеологической силе слова, а о всевластии поэзии как таковой: «Я знаю силу слов, я знаю слов набат. / Они не те, которым рукоплещут ложи, / От слов таких срываются гроба / Шагать четверкою своих дубовых ножек».

 

2008-09-20 14:21:11 Учебники — вернуться к списку

← предыдущая страница    следующая страница →

1	2	3	4	5	6	7	8	9	10	11	12	13	14	15	16	17	18	19	20	21	22	23	24	25
26	27	28	29	30	31	32	33	34	35	36	37	38	39	40	41	42	43	44	45	46	47	48	49	50
51	52	53