История русской литературы. Ч. 2

Как совместить тезис о существовании Бога с тем злом, которое творится на Земле в течение многих веков? Возможно ли принять мир, обрекающий на страдание невинных? Во всей трагической остроте ставит эти вопросы Иван Карамазов во время беседы со своим братом Алешей - и сам кроткий, всепрощающий Алеша требует расстрелять того генерала, который велел затравить собаками восьмилетнего ребенка. Будущей гармонии, обещанной христианским учением, гармонии, где мать должна обниматься с палачом своего сына, гармонии, основанной на слезе ребенка, не может принять ни только гордый бунтарь Иван, но и его брат. Однако Алеша возражает Ивану указанием на Христа, который «может всех простить, всех и вся за все», потому что сам отдал «неповинную кровь свою за всех и за все». Ответ на этот главнейший тезис христианской морали, исполненный небывало атеистической силы, Иван дает в своей знаменитой поэме о Великом Инквизиторе. Великий инквизитор убежден, что подавляющее большинство людей не в силах вынести бремя свободы выбора, предоставленной людям Христом. Люди хотят, чтобы у них взяли свободу, а взамен дали «хлеб земной», дали им возможность жить в «бесспорном общем и согласном муравейнике», в котором будут поделены, наконец, земные блага и настанет разумный порядок. Иван отвергает возможность достижения того утопического идеала, что воплощен человечеством в образе Христа. К этому ведет его беспощадная рационалистическая логика. Однако разум, по Достоевскому, никогда не охватывает всей полноты человеческих отношений с миром. Главные стимулы и ориентиры человеческого развития не могут предстать сознанию в рационалистической форме, ибо они слишком отдалены от данной ступени познания. Однако это не значит, что они не реальны, человечество не может существовать без идеалов, которые побуждают его к безостановочному движению, неуклонному совершенствованию. Отрицая идеал конечной гармонии, Иван отрицает и бессмертие, и как неизбежное следствие выводит полный аморализм - если нет бога и бессмертия, то «все позволено». Он становится идейным вдохновителем своего сводного брата Смердякова, немедленно переведшего теорию Ивана на язык практического действия, убив своего отца, Федора Карамазова.

Алеша не опровергает Ивана в непосредственном споре. По существу, их диалог развертывается в пространстве всего романа, а беседа в трактире только сжато формулирует их позиции. Главные перспективы жизни в романе связываются с Алешей, в котором все «плотские», языческие стихии карамазовской породы преображаются под влиянием его духовного отца, старца Зосимы, в могучую жизненную силу. Именно Алеша возвращает Ивану его истинную человеческую сущность. Его слова «Не ты убил отца, не ты!» - есть и осуждение преступной мысли Ивана, и одновременно - оправдание и воскрешение его замученной совести, исцеление больной раздвоением души.

Полемизируя с либеральными критиками романа, Достоевский утверждал, что им «и не снилось такой силы отрицания Бога, какое положено в Инквизиторе и в предшествующей главе, которому ответом служит весь роман... И в Европе такой силы атеистических выражений нет и не было... через большое горнило сомнений моя осанна прошла».

7.4. Л.Н. Толстой

Творчество Л.Н. Толстого (1828-1910) - одно из самых громадных явлений в истории русской и мировой культуры. Он начал свой творческий путь в преддверии расцвета классического реализма в русской литературе XIX в. и закончил его в первом десятилетии XX в., во многом предвосхитив дальнейшие пути развития искусства. Для своих современников Толстой был больше, чем художник - он был искателем правды жизни, учителем, пророком. В конце XIX в. Ясная Поляна стала интеллектуальным центром всего мира; паломничество к Толстому совершали критики и писатели, художники и мыслители, интеллигенты и выходцы из мещанской, народной среды. К нему шли как к обладателю самой первой и последней истины, в то время как для Толстого последней истины не существовало, он признавал только одно - мучительный поиск истины, смысла человеческого существования. Пророком и гуру Толстой сам себя никогда не ощущал, в отличие от Аввакума-протопопа или писателя нашей современной эпохи - А.И. Солженицына. Толстой как-то сказал о Достоевском, что он «был весь борьба»; с полным правом эти слова можно отнести и к самому Толстому.

Мир Толстого подвижен. Столь свойственные ему скепсис и ирония, пронизывающие дневник писателя, постоянно приводили его к вопросу «Да уж не вздор ли все это?» или к мысли «не то». Но самоанализ Толстого, уникальный по глубине и беспощадности, обращал скепсис и иронию в позитивно-динамические начала. Сомнение требовало пересмотра явлений и теорий с новых и разных точек зрения.

Идея нравственного совершенствования - одна из кардинальных сторон философской мысли Толстого - оформилась в период его творческого становления. На протяжении всей жизни Толстого она по-разному воплощалась в его произведениях, оставаясь доминантой художественного творчества писателя. Толстой никогда не терял веры в нее как в главный источник возрождения человека и общества, реальную основу «человеческого единения».

Окидывая взглядом творчество Толстого, нельзя не обратить внимание на единство и цельность его творческого пути. В самом начале, создавая севастопольские рассказы, Толстой утверждал, что героем его произведений является «правда», в последние годы он остался верен этому провозглашенному им принципу.

Его образы художественно настолько совершенны, что мы как бы видим героев, слышим их голоса, можем угадать, как поведет себя герой в тех или иных обстоятельствах. Пластическая лепка людей у Толстого, портреты настолько связаны с неповторимыми индивидуальными характерами этих людей, что любая внешняя черта, манера ходить, слушать, говорить всегда служат выявлению характера, сокровенных свойств души героев. Это сочетание изображения внешнего облика и внутреннего, психологического своеобразия человека принадлежит к числу того множества художественных открытий, которыми Толстой столь щедро обогатил мировое искусство. Позднее Д.С. Мережковский назвал Толстого «художником плоти» по сравнению с Достоевским - «художником духа». Как видим, это сравнение довольно одностороннее, узкое. Толстой был не меньшим психологом, чем Достоевский, но если Достоевского более всего влекли к себе личности со сложным, изломанным внутренним миром, то в центре внимания Толстого - норма, обычный человек со здоровой психикой. Н.Г. Чернышевский, давший первый в русской критике анализ своеобразия творчества Толстого, оказался проницательнее. Располагая еще только ранними произведениями молодого тогда писателя, критик дал известную характеристику метода толстовского психологического анализа: диалектика души. Чернышевский отмечал, что главное внимание художника сосредоточено на тщательном прослеживании движения человеческого чувства, его зарождения, нарастания, обогащения, изменения, превращения в свою собственную противоположность. Чернышевский подчеркнул еще одну особенность художественного мира Толстого: чистоту нравственного чувства. «Чистота нравственного чувства» и «диалектика души» одинаково свойственны и раннему, и позднему Л.Н. Толстому. Открытие диалектики души дало Толстому возможность небывалого проникновения в сокровенную глубину чувств, сознательных, полусознательных и бессознательных переживаний человека. После того, как Толстой совершил это открытие, развитие мировой литературы оказалось окрашенным влиянием толстовского психологизма. Толстой здесь шел по пути, проложенному Лермонтовым, но достиг значительно большего.

 

2008-09-20 14:21:11 Учебники — вернуться к списку

← предыдущая страница    следующая страница →

1	2	3	4	5	6	7	8	9	10	11	12	13	14	15	16	17	18	19	20	21	22	23	24	25
26	27	28	29	30	31	32	33	34	35	36	37	38	39	40	41	42	43	44	45	46	47	48	49	50
51	52	53